michael_poe

Глава пресс-службы Федеральной службы охраны (ФСО) возглавит кафедру отечественной истории XX века исторического факультета МГУ. Сергей Девятов, который сменит возглавлявшего кафедру академика РАН Юрия Кукушкина, специализируется на истории Кремля и истории спецслужб. С середины 1980-х годов он работал в Московском Кремле, был хранителем фондов кабинета и квартиры Ленина. С 1994 года выступал в СМИ как пресс-секретарь Главного управления охраны (с 1996 года — Федеральная служба охраны, ФСО).

Назначение Сергея Викторовича Девятова – доктора исторических наук из ФСО – заведующим кафедрой отечественной истории ХХ века МГУ вызвало бурные споры, связанные не только с кадровой политикой университета. В конце концов, после деятельности Добренькова и Дугина на социологическом факультете удивляться ничему не приходится. Эмоции вызвало, в первую очередь, совпадение этого назначения с подготовкой нового учебника по истории, который должен содержать патриотическую версию российского прошлого, политически корректную для настоящего времени.

Отметим еще один факт – Девятов является далеко не единственным историком, сочетающим профессиональные интересы и работу в силовой структуре. Есть и обратные примеры – когда силовики становятся авторами книг по истории своих ведомств. Можно говорить о своего рода «силовой» истории как уже сложившемся феномене, заслуживающем внимания. Тем более что ее набор представлений вполне может быть в том или ином виде интегрирован в будущий учебник.

Одной из важных особенностей «силовой истории» является насыщенность фактами – именно она привлекает внимание к таким книгам даже тех читателей, которым антипатичен их концептуальный подход. Самые интересные факты заимствованы из ведомственных архивов, которые закрыты или лишь слегка приоткрыты для простых смертных, пусть даже и занимающихся исторической наукой. И остается догадываться, какие еще залежи информации остаются недоступными, так как они не привлекают внимания ведомственных историков.

Еще одна особенность такой истории – ее подчеркнуто «государственный» характер. Интересы ведомства встраиваются в общегосударственный контекст, а сама силовая структура предстает в виде необходимого защитника национальных интересов. Государство здесь нередко смешивается с государем, причем в положительном свете предстают те государи, которые не жалели сил и средств для укрепления системы государственной безопасности. И напротив, все, что в той или иной степени ослабляло государственную власть (или наносило удар по ведомственным амбициям, что в данной логике одно и то же), является в подобных схемах сугубо негативным фактором, для борьбы с которым «силовики» и существуют. Это относится не только к революционерам, но и к либералам, которые несовместимы с политической реакцией. Места для общества в этой версии истории просто нет — это имперская история Петра Великого, которой неинтересны переживания Евгения.

При этом история рассматривается как непрерывный процесс борьбы государства со смутой, с врагом внешним и внутренним. Самым сложным моментом здесь являются события 1917 года, когда государственность была снесена до основания. Но и здесь найден ход, позволяющий примирить, казалось бы, непримиримое. Эта находка – плод не современности, а позднесоветского времени, когда даже служилые люди после энной рюмки не прочь были спеть про поручика Голицына. Именно в позднесоветское время появились книги и фильмы, в которых советские силовые структуры – в некотором противоречии с казенной идеологией – мягко превращались в преемников соответствующих царских институтов. Вспомним фильмы «Рожденная революцией» и «Государственная граница», где надворный советник Колычев и капитан Данович становятся наставниками первых советских правоохранителей. А в «Адъютанте его превосходительства» — пожалуй, одном из самых «белых» фильмов, снятых в СССР — красные и белые объединяются в борьбе против бандитов, враждебных любому государству (батька Ангел, бывший украинским националистом, предстает в фильме банальным уголовником). А красный разведчик, элегантный капитан Кольцов (кавалер орденов Анны и Владимира), выглядит не просто удачливым шпионом, а благородным продолжателем лучших традиций русской армии, представленных генералом Ковалевским, похожим более не на своего прототипа, загульного Май-Маевского, а на нравственно безупречного Деникина.

При этом — другой вопрос, сознательно или нет — не учитывается одно ключевое обстоятельство. В дореволюционной традиции невозможен достойный ответ на вопрос «Павел Андреевич, Вы шпион?», на который капитан Кольцов пространно отвечает сыну полковника Львова. Потому что есть устойчивые представления о должном, о добре и зле, которые в советское время оказались размыты. Равно как и невозможно представить себе, чтобы университетская корпорация – по крайней мере, после Великих реформ — согласилась бы с назначением на кафедру русской истории историографа из МВД или даже более либерального Минфина (такие функции обычно выполняли кадровые чиновники министерств, готовившие по поручению начальства роскошные тома, посвященные ведомственным юбилеям). Тогда считалось, что отечественная университетская наука призвана соответствовать мировому уровню, а русские историки должны говорить на одном научном языке со своими немецкими или французскими коллегами.

Впрочем, в нынешней России, после десятилетий не только политической, но и научной самоизоляции, ситуация является иной. Корпоративность (в хорошем смысле этого слова) заменяется клановостью и чинопочитанием далеко не только в научно-образовательной сфере. Для наших вузовских реалий (за некоторыми исключениями, не слишком меняющими общей картины) экзотикой являются скорее современные тенденции в исторической науке — и кадровое решение на историческом факультете МГУ в связи с этим удивления не вызывает.

http://ej.ru/?a=note&id=24265

Геббельс и Кирил, что может быть общего, оказывается слова и идеи!


http://rutube.ru/tracks/4820934.html
http://www.ateism.ru/article.htm?no=1979
http://ruscesar.livejournal.com/19135.html
http://eliseeva-eliseeva.blogspot.com/2011/08/blog-post_13.html
http://www.pravmir.ru/dlya-sovremennogo-cheloveka-religiya-neobxodima-kak-vozdux/
Беспокойный человек дойдет до идеи Бога
23 сентября, 2010 • Святейший Патриарх Кирилл • Также в рубрике • •

21 сентября 2010 года, в ходе Первосвятительского визита на Дальний Восток, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл встретился с журналистами Патриаршего пула и ответил на вопросы корреспондента телеканала «Россия».

— Ваше Святейшество, Вы очень много путешествуете, и складывается впечатление, что Вы все время находитесь в пути, встречаясь с большим количеством самых разных людей. Что Вы выносите из этих поездок?

sahalin
— Поездки являются очень важной частью служения Патриарха. Велика его ответственность за то, что происходит в Церкви, и для того чтобы решения были правильными, соотнесенными с реальной жизнью, учитывающими реальное положение в Церкви и в обществе, нужно многое видеть своими глазами и слышать своими ушами.

Но если говорить о впечатлениях, то от Западной Украины до Дальнего Востока встречаешься с народом, в основе жизни которого лежат огромной силы духовные ценности, пришедшие к нам из общей традиции; и это формирует определенный костяк, определенную основу бытия. Речь идет действительно о единой православной цивилизации: люди принадлежат к разным этносам, к разным культурам, а вот цивилизационный код — единый; и это особенно ясно выражается в том, как люди встречают проблемы.

Думаю, самая большая проблема и самый большой вопрос сегодня — то, как человек справляется с тем, что на современном языке мы называем «вызовами». Это то, что действительно обращается к нам как некий сильный раздражитель, то, что требует от нас принятия решений. И ведь чаще всего это не просто технологические решения — поступить так, а не иначе, сделать одно или другое. Чаще всего ответы предполагают нравственное измерение. И я думаю, что огромной проблемой современного человека является неспособность сопрягать эти ответы на вызовы современности со своей духовной и культурной основой.

Все это является большой задачей для Церкви. Когда мы говорим о воцерковлении народа, мы не говорим лишь о том, чтобы люди знали, по каким праздникам нужно в церковь ходить. Мы говорим в первую очередь о том, чтобы человек обрел способность задействовать этот огромный духовный и культурный пласт, который в нем находится, часто в некоем «спящем» состоянии, — особенно в моменты кризисов, стрессов, переживаний. Тогда межличностные отношения станут совершенно другими, и из нашей жизни уйдет многое, что сегодня огорчает и вызывает озабоченность.

— Позвольте мне задать вопрос, очень актуальный для современного человека. Сейчас многие люди живут очень насыщенной и крайне непростой жизнью. И они часто спрашивают: «ну для чего нам Церковь, для чего нам молитва — у нас нет на это времени». Что бы Вы ответили таким людям?

— В одной из молитв, которую православные христиане должны читать утром — должны, но многие, конечно, не читают из-за нехватки времени, — содержатся поразительные слова: «помози мне на всякое время, во всякой вещи, и избави мя от всякия мирския злыя вещи и от диавольского поспешения». Вот эти слова «избавь меня, Господи, от диавольского поспешения» надо было бы над кроватью повесить, чтобы человек, вставая, их сразу прочитывал. Ведь проблема времени — это проблема нашего внутреннего состояния. Мы действительно все время куда-то устремляемся, у нас катастрофически не хватает времени. Мы непременно что-то делаем, мы развиваем огромную энергию.

Иногда бывает так, что человек развивает энергию всю жизнь или полжизни, а потом вдруг, просто по внешним обстоятельствам — заболел, выбился из колеи, — срыв в карьере, как теперь говорят, и вынужденная остановка. И человек начинает задумываться: «а что я сделал-то? Ну да, вроде квартиру сменил, машину поменял… А что я сделал, что я оставил после себя?»

Огромное количество усилий — это диавольское поспешение, это бег на одном месте. И вот для того чтобы не попасть в это колесо — как белка, развивающая колоссальную скорость, но не передвигающаяся в пространстве, — мы должны научиться останавливаться. Молитва — это и есть способность остановиться. Когда вы к Богу обращаетесь, вы входите в совершенно иное измерение жизни. Вы как бы с высоты птичьего полета смотрите на свою жизнь. Вы видите: Господи, Боже мой, да все это суета сует, ну не в этом главное… И молитва помогает человеку выстраивать жизненные приоритеты, приходить в состояние спокойствия, справляться со стрессом.

Ну а то, что времени не хватает молиться, — так у нас и к врачу не хватает времени ходить. С точки зрения современной медицины, для того чтобы поддерживать здоровье, нужно примерно раз в два-три месяца сдавать кровь. Тогда ученые анализируют состояние крови и могут медикаментозно корректировать состояние здоровья человека. Но ведь у нас никто так не поступает. У нас к врачу идут тогда, когда заболит, особенно когда уж сильно заболит. Вот так и в духовной жизни — не хватает времени на молитву, а бежим в храм тогда, когда уж деваться некуда. Это изъяны нашей жизни, и еще одна задача Церкви — помогать людям понять значение молитвы. Это не просто ритуал, это не языческие действия — это в первую очередь способность правильно ориентировать свою жизнь, это методология жизни.

Поэтому религия для жизни современного человека необходима как воздух, а ведь дальше диавольское поспешение будет еще больше. Всякое новшество, на которое я взираю, начиная с мобильного телефона, убеждает меня в том, что любое новое технологическое внедрение в человеческую жизнь сокращает время — увеличивает возможности и сокращает время. Поэтому религиозный фактор является очень важным в условиях интенсивного научно-технического развития и подчинения жизни тем законам, которые в результате этого развития формулируются.

— Но ведь некоторые люди, выросшие в советское и постсоветское время, воспринимают Церковь как нечто устаревшее, из другого мира. Вот таких людей можно научить молитве, можно их призвать в Церковь?

— Призывает Господь. Конечно, дело священника — расположить человека, помочь понять. Не знаю, может быть, и наша с вами простая беседа кому-то что-то поможет понять. Бога буду благодарить за это. А кто-то, может быть, скажет: «да послушали, и ладно». Но чаще всего Бог нас призывает, каждого по-своему. Кого-то в легком дуновении ветра — что-то прикоснулось к тебе, и ты почувствовал, а кого-то — грозой и молнией.

Когда с нами что-то происходит, особенно неприятности, люди воспринимают это как нечто очень плохое, неправильное в своей жизни. На самом деле даже на болезни, на скорби нужно смотреть как на Божие вразумление. Ну вот, крутится такой преуспевающий человек, он или она, все вроде получается, времени нет ни на что — какая там молитва, все подчинено достижению этих сиюминутных целей… И вдруг какой-то звоночек, и человек вдруг остановился. Иногда через эти звоночки меняется вся жизнь. Вот поэтому очень важно современному человеку понять, что обращение к Богу — это всегда участие Бога в его жизни. Это некий сигнал, на который мы можем, конечно, ответить, но можем и не ответить. Дай Бог, чтобы как можно больше наших современников умели распознавать эти сигналы, выделяя их из шумов нашего шумного времени.

— А может ли человек, воспитанный в атеизме, стать верующим?

— Вы знаете, идеологический атеизм, если он человеком воспринят серьезно, несет в себе такое огромное количество мировоззренческих вызовов, что беспокойный человек — в хорошем смысле слова, то есть критически относящийся к состоянию своего ума, своих взглядов, — непременно дойдет до идеи Бога.

Не буду называть имя, но в 2005 году я посетил Дальний Восток и встретился с одним местным государственным деятелем, который был атеистом и постоянно говорил о своем атеизме. Чем больше я с ним беседовал, тем больше я убеждался в том, что рано или поздно этот человек станет верующим. Потому что такая заточенность на тему религии и атеизма уже свидетельствует об отсутствии безразличия.

Ну а наша интеллигенция, которая так мощно повлияла на развитие религиозной идеи в стране? Ведь все же вышли из атеизма — через муки, через страдания, через чтение, через сопоставление, через тяжелую внутреннюю работу. Да и сегодня многие так к Богу приходят. Поэтому я не вижу здесь ничего невероятного: если человек неверующий, тем более неверующий в бытовом смысле (кто у нас вообще о каких-то идеях думает, когда живем в условиях диавольского поспешения — и книжку почитать некогда), то у него в жизни появится множество обстоятельств, когда вдруг придется подумать о небе, подумать о вечном.

Бог призывает любого человека. Самое страшное, чтобы верующий не стал практически атеистом, — вот о чем Патриарх очень сильно молится.

— Ваше Святейшество, но есть и другая сторона. Часть людей — слава Богу, их немного — говорит, что Русская Православная Церковь не отвечает запросам современного мира, и ищет свои духовные ожидания в нетрадиционных для нашей страны религиях, оккультных силах, движениях. Что бы Вы могли сказать таким людям?

— Вообще увлечение различного рода вероучениями, которые появляются как грибы после дождя, представляет собой очень специфический феномен, в основе которого, в первую очередь, религиозная и, простите меня, культурная безграмотность. Например, человек становится христианином, но не православным христианином, а научил его чему-то какой-то заезжий миссионер.

Нужно просто задать самому себе вопрос: а это учение, которое мне предлагается как истинное, как спасающее, а чаще всего как единственно спасающее, — когда оно появилось? Это либо это XXI век, либо XX, либо XIX век. Но от Господа Иисуса Христа до момента, когда основателя этого учения осенило, прошло девятнадцать веков. А в это время что, никто не спасался? Ничего не происходило в духовной жизни? Конечно, спасались, и в жизни духовной многое происходило. Стало быть, перед тем, как слушать и отдавать свое сердце и разум заезжему миссионеру, который сказал тебе, что он истина в последней инстанции, удосужься хоть что-то почитать — историю Церкви, историю культуры, историю своей страны, и ты увидишь огромное количество святых, подвижников, людей, озаренных Духом Божиим, которые донесли до нас эту веру, — и ведь все это от святых апостолов.

Я знаю, что к Православной Церкви люди по-разному относятся, но это та Церковь, которая продолжается от святых апостолов до XXI века. На каждом епископе лежала рука его предшественника — и так, если я буду говорить о себе, от меня до святых апостолов, и можно прочертить эту линию, назвав всех по именам. Один передает другому веру, Предание, идущее от Самого Господа, наказывая сохранять эту веру, не подвергать ее эрозии, хранить ее в чистоте. Даже внешне рукоположение епископа другими, как это полагается, несколькими епископами является символом верности передачи этого Божественного Предания.

Никого не хочу критиковать — не мое это дело; я просто болею за тех людей, которые идут по ложному пути. Иногда это связано просто с обманом и нечестностью, с желанием материально заработать на простодушных людях. Но есть еще один, если хотите, социальный момент, общественно опасный — религиозный плюрализм, религиозная раздробленность создают новые линии разделения внутри общества.

Раньше бывало так: богатый и бедный, правый и левый приходили в храм, и все становились одним народом; и в этой единой вере единого народа был колоссальный потенциал единства, солидарности, соработничества. Но если еще и через духовную жизнь общества проходят эти разделяющие линии, часто сопровождаемые очень резкими конфликтами, то что тогда у людей остается? Вот почему Церковь настаивает на необходимости хранить веру православную — и как действительно спасающую силу, и как духовный фундамент и прочную основу национальной жизни.

— Ваше Святейшество, социальные проблемы очень сильно ударили по коренным народам Севера. Скажите, пожалуйста, каким образом Русская Православная Церковь выражает свою позицию к коренным народам Севера и к их защите?

— Православная Церковь хранит в своей истории, в своем Предании замечательные имена святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. В каком-то смысле мы Церковь Кирилла и Мефодия. Они вышли из просвещенного греко-римского мира и пошли с проповедью славянам. А кто такие были славяне (для греков — прим. ред.)? Это варвары, люди, говорящие на непонятном языке, это люди второго сорта, это почти звери. И вот к ним пошли просвещенные мужи, принесли им свет Христовой истины и сделали что-то очень важное — они стали говорить с этими варварами на их языке, они создали славянскую азбуку, славянскую грамматику и перевели на этот язык Слово Божие.

Эта традиция настолько глубоко живет в нашей Церкви, что для нас все народы равны, среди них нет варваров. Потому что для кого-то и мы были некогда варварами, хотя на самом деле варварами никогда не были. Так вот, все народы равны и ко всем нужно обращаться, причем желательно с использованием их культуры, их языка.

Если же от церковной темы перейти к более практическим вещам, то можно отметить, что природа Севера очень хрупка, ее очень легко погубить, ведь это не мощные вековые дубы и не стометровые сосны — это травинки, лишайник, кустарники, мхи. Их так легко истоптать, изрубить, изничтожить, а кто знает, вырастет потом или не вырастет, ведь холодно и погода совсем не располагает к тому, чтобы природа расцветала. Вот точно так же и северные народы — это хрупкие народы, очень подверженные отрицательным воздействиям современной цивилизации.

Я благодарю Бога за то, что во время этого путешествия имел возможность очень близко увидеть жизнь этих народов. И мне кажется, что для их сохранения, для того чтобы они жили комфортно, мы должны научиться двум вещам. Во-первых, не навязывать свой образ жизни тем людям, которые веками жили иначе, — к сожалению, в советское время так и делалось. И другое, что нужно, — это помогать им заниматься тем, чем они привыкли заниматься и чем они любят заниматься. А для этого необходимы сохранение природы, сохранение экосистемы, в которой живут северные народы, предоставление им возможности заниматься традиционными промыслами, ловить рыбу, охотиться, сбывать продукцию, получая за это хорошие деньги, — чтобы люди чувствовали свою вовлеченность, нужность и, одновременно, значимость, потому что зарплата — это эквивалент значимости.

При всем этом важно заботиться и о здравоохранении, о более комфортных, чем сейчас, условиях жизни. Сюда должно входить, конечно, и развитие транспортной инфраструктуры. Человек, живущий на Крайнем Севере или где-то в Корякии, не должен взирать на окружающий мир, как жители Москвы взирают на космос, — любое передвижение должно быть для него вполне реальным. Очень важно озаботиться не только транспортной инфраструктурой, но и энергетикой, созданием достойных условий жизни, особенно в поселках, чтобы малые народы, живя на своей собственной земле, прославляли Господа и были счастливы. Ну а Церковь должна обращаться к этим людям, неся слово истины, укрепляя нравственные основы жизни, содействуя тому, чтобы люди были способны бороться с такими соблазнами, как алкоголизм, наркомания, — то, что очень сильно разрушает жизнь людей.

Нам есть, чем заниматься, — это добрая, созидательная работа. Я очень надеюсь, что Церковь, как и государство, будут активно работать для того, чтобы жизнь этих людей менялась к лучшему.

телеканал «Россия», корр. Дмитрий Кайстро

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси